— Мы просто хотим уточнить те факты, которые нам известны, Джоселин, вот и все. — Произнес Ньюман.

— Какие факты, Вин? — Спросила она нетерпеливо. Она не то уронила, не то швырнула вилку на свой поднос с едой так, как будто на самом деле ей хотелось швырнуть его через всю комнату целиком. Гнев — это следующая стадия после горя, а ей было, о чем горевать.

— Бобби сказал, что вы с ним… провели немного времени вместе после ужина. — Сказал Ньюман.

Джоселин так резко тряхнула головой, что ее локоны покачнулись. Она скрестила руки поверх своей больничной одежды.

— Так чем вы с ним занимались после того, как Рэй ушел к себе в кабинет?

— Ничем мы с ним не занимались! — Парировала она, почти крича. Джоселин закрыла глаза, опустила голову и сделала медленный, глубокий вдох, как будто мысленно считала до десяти. Она была так зла — буквально еле сдерживалась.

Все, что мне нужно было сделать, это коснуться ее рукой — кожа к коже, после чего я смогу напитаться от ее ярости. Я тоже сделала несколько глубоких вздохов, потому что восприняла жертву преступления как еду. На моем внутреннем радаре она светилась, как пища, и я понятия не имела, почему. Мне казалось, я хорошо контролирую все виды своего метафизического голода, но, возможно, я ошибалась. Блядь, этого мне сейчас вообще не надо. Джоселин Маршан и без того была жертвой. Я не хотела сама ставить на ней такой ярлык только потому, что я — вампир, алчущий чужого гнева. Этих мыслей было достаточно, чтобы взять себя в руки. Половина меня была уверена, что я уже превратилась в монстра, а другая половина старалась сделать так, чтобы этого не произошло. Меня несколько смущали некоторые из моих метафизических способностей. Может, и Джоселин смущал ее секс с Бобби?

— Он нам сказал, что вы провели тот вечер вместе. — Мягко заметил Ньюман.

— Ну значит он соврал!

— Я знаю, что ты уехала с друзьями, а Бобби остался дома.

— Тогда ты знаешь, что я не была с ним рядом всю ночь. Ты в курсе, что он врет. — Джоселин посмотрела на Ньюмана своими большими карими глазами, показывая ему всю силу своего прекрасного лица, стремясь убедить его в своей правоте.

— Значит, ты не видела, как он перекинулся в леопарда перед тем, как покинула особняк?

— Нет, я закрыла дверь в свою комнату, чтобы не видеть ничего из того, что происходит в комнате напротив.

— Наверное, тяжело, когда ваши спальни расположены друг напротив друга. — Заметила я.

Джоселин уставилась на меня, обратив ко мне вес своего взгляда, силу своего лица. Она знала, как действует на окружающих. Ничего плохого в этом не было. Кое-кто из тех, за кого я собиралась выйти замуж, тоже знал об эффекте, который он производит на окружающих.

— Я надеялась получить работу и собственную квартиру, но теперь я понятия не имею, что будет дальше. — Потеря и смятение наполнили ее взгляд прежде, чем она опустила глаза.

— Ты знала, что Бобби планировал перекинуться в леопарда той ночью? — Спросил Ньюман.

Она покачала головой, не поднимая глаз.

— Той ночью было новолуние. Он никогда не перекидывался в такое время.

— Есть мысли на тему того, что могло заставить его это сделать? — Поинтересовался Ньюман, как будто речь шла о смене одежды, а не кожи.

Джоселин уставилась на свои руки, которыми она мяла белые больничные простыни.

— Думаю, есть. Вернее, боюсь, что есть. — Ее голос опустился почти до шепота. Гнев Джоселин постепенно уступал место какой-то другой эмоции, но, поскольку я питаюсь только на гневе, я не знала, что это была за эмоция.

— Он рассказал вам о своей фантазии, да? — Тихо спросила она, как будто не хотела говорить слишком громко, потому что это сделает ее слова чересчур реальными.

— Он рассказал нам о ваших отношениях. — Ответил Ньюман.

Джоселин вскинула голову, в ее глазах заблестели слезы, но вместе с тем к ней вернулся гнев, сделав ее карие глаза почти черными, как темнеет вода под лучами солнца. По ее щеке скатилась первая слеза.

— Единственные отношения, которые у нас были с Бобби, это отношения брата и сестры.

— Прости, Джоселин. Бобби рассказал, что между вами было кое-что более интимное. — Почти извиняющимся тоном произнес Ньюман.

— Он хотел большего, но я ему отказала.

— Бобби сказал, что вы не являетесь родственниками генетически, и что Рэй усыновил только его, так что вас даже с точки зрения закона нельзя считать братом и сестрой.

Она вскинула руки и новые слезы потекли по щекам из ее разгневанных глаз.

— Бобби — мой брат. Он и мне говорил о том, что между нами нет кровной связи, но мне было всего пять, когда мама вышла замуж за его дядю. Для меня они были папой и старшим братом.

— Значит, у вас с Бобби никогда не было секса друг с другом?

На ее лице появилось отвращение.

— Нет, я бы никогда… Это ужасно, я и Бобби то же самое сказала. И обещала рассказать обо всем папе.

— Ты собиралась рассказать Рэю? — Переспросил Ньюман.

— Я ему рассказала. Он был шокирован, но обещал поговорить с Бобби, чтобы тот оставил меня в покое.

— Той ночью, когда погиб Рэй, ты рассказала ему, что Бобби хотел с тобой встречаться? — Уточнил Ньюман.

— Да. Папа сказал, что поговорит с ним, когда я уеду. — Она начала рыдать. — Видите? Это все моя вина.

— Почему твоя?

— Папа должен был вступиться за меня перед Бобби и попросить его оставить меня в покое, потому что я не испытываю к нему взаимности, а Бобби слетел с катушек и убил его. — Она уронила лицо в ладони. На ногтях у нее был тот самый бело-розовый французский маникюр, который всегда казался мне странным, потому что он адекватно смотрится на свадьбе, но не в обычной жизни.

Ньюман покосился на меня, умоляя взглядом о помощи. Я уловила намек и сказала:

— Бобби нам рассказал, что сделал тебе предложение, а ты ответила, что должна увидеть его трансформацию в леопарда, чтобы понять, устраивает тебя такой расклад или нет.

Джоселин подняла на нас свое лицо, залитое слезами, но они уже подсыхали. В ее голосе, наконец, просочилось то гневное презрение, которое я уловила в ней раньше.

— Это просто смешно. Я десять лет жила бок о бок с его леопардом. У меня нет проблем с тем, что он — верживотное. Вернее, не было до тех пор, пока я не увидела, что… Пока он не сделал это с нашим папой. Господи! Это все моя вина. Я должна была рассказать папе раньше, или просто остаться дома, но я не думала, что Бобби ему навредит. Мы оба любили нашего отца, ну, или я думала, что любили. — Она уставилась в пространство, как будто видела то, чего никто из нас не видел. Может, это было окровавленное тело ее отца или какие-то другие вещи, о которых мы не догадывались.

— Ты кому-нибудь еще рассказала о том, что Бобби пытался… вести себя с тобой не соответствующе? — Спросила я, пытаясь подобрать слова, которые не слишком ее травмируют.

Она кивнула.

— Я рассказала Хелен, что он оставлял дверь в свою спальню открытой, чтобы я видела, как он переодевается, когда я прохожу мимо. И что он подглядывал за мной, если моя дверь была открыта. Я не могла рассказать ей худшую часть. Это слишком неправильно и слишком стыдно. — Она вздрогнула, обнимая себя.

— Хелен Граймс, повариха? — Уточнил Ньюман.

— Да, еще я рассказала своей подруге Марси во время ланча — за пару дней до того, как мы устроили вечеринку для девчонок. Бобби пытался… Он ворвался в мою комнату и… он попытался воплотить свои фантазии в реальность. Именно это заставило меня, наконец, рассказать обо всем папе. Я даже не знала, поверит ли он мне. Ты же знаешь, как это бывает — женщины рассказывают своим домашним, что кто-то домогался до них, но никто им не верит. Папа любит нас обоих, вернее, любил, и это было все равно что заставить его выбирать между нами.

— Мы тебе верим, Джоселин. — Сказал Ньюман.

Она улыбнулась ему, но ее глаза остались пустыми.

— Вы и Бобби тоже верите?

— Он верит тому, что говорит. — Произнес Олаф.